— Вы всегда начинаете разговор как доктор? Врачебная привычка?
 — Я просто хочу, чтоб ты понял.
 — Я понял… Тогда к делу. Как родятся афоризмы?
 — Видишь ли, Митя… Когда я прочитал твои первые рассказики, я подумал, что из тебя мог бы получиться афорист. И очень обрадовался. Но он не вышел из тебя. Поэтому сам попробуй объяснить, почему у человека не получаются афоризмы. Чего не хватает.
 — Дара?
 — Нет… Могу предположить — у тебя другое внутреннее устройство, другой опыт, ты ещё думаешь, что всё вечно. Что можно всё попробовать и так, и так, и так. А я ещё маленький был, когда увидел, что всё мгновенно. Что нет времени на разговоры. Есть вещи, о которых я не говорю вообще… Пойми, это очень тяжело. Невыносимо.

*Балта, местечко под Одессой. Сюда к родным едва годовалого Борю привезла мать. Отец далеко-далеко, в Красной Армии. В Балте — лето. Лесостепь. Июнь. Жаркие запахи. Это — 1941 год. И почти сразу после приезда — окружение. Немцы. В Балте из нескольких кварталов сделали гетто, куда свезли евреев из Румынии, Молдавии, Одесской области. Многие из соседей постепенно исчезают, не возвращаются с работ, куда их уводят по утрам. Деды мальчика — один маляр, второй портной — пока возвращаются. Мальчик как будто в солнечном просвете, среди домов, до сих пор видит тот день: бабушку остановили солдаты… бабушка стоит… бабушка падает… бабушка лежит.

Есть темы, о которых ты никогда с человеком второй раз не заговоришь. И приближаться к ним не посмеешь. Чужой ожог — твой ожог. Всё…
Нескоро после войны, уже взрослый Борис окончил в Ленинграде военно-техническое училище и уехал на Дальний Восток. Оказалось, что на 17 лет. Военным пробыл недолго. Окончил Хабаровский мединститут и работал в сельских, в таёжных больницах. Тополево, Аян, Победа, Нелькан, Николаевск-на-Амуре.
— В какой-то момент я даже стал главным терапевтом Хабаровского сельского района, был депутатом.
— Как относились местные жители к доктору издалека?
— Больные есть больные. Когда я, был момент, ездил вдоль Амура, моими пациентами были ульчи, нанайцы, орочи, нивхи, эвенки и удэгейцы. А вот есть ещё такая народность — негидальцы, их было всего несколько сотен человек на земле. Я там роды принимал. И они были безумно довольны, что новый человек появился. Сейчас их около пятисот.
— А в Москве когда вы появились?
— Полвека назад, в 1975 году. Был терапевтом, кардиологом, потом заведующим отделением. Последние 25 лет работал в знаменитой третьей поликлинике — для персональных пенсионеров союзного значения и старых большевиков. Если ты знаешь — в Ермолаевском переулке. Громадная такая поликлиника!
— Впечатление? Контингент?
— Не очень. Больные есть больные. Это пожилые люди. Не может быть деления на контингент тот или иной.
— В сравнении с приамурским спрашивал. А как вы стали автором?

«Ещё в начале 60-х годов в Хабаровске я писал стихи, печатался, в том числе в газетах. Вышла книжка, которая называлась „Человек моих лет“. Была ещё такая газета „Молодой дальневосточник“. Мы её называли „Молодой водосточник“. Печатала меня и „Тихоокеанская звезда“. Участвовал в поэтических сборниках. Это были стихи… гражданские. Такие серьёзные стихи пишут все… Сегодня иногда мне кажется, что так смешно я никогда не писал».
— А…
— А потом я перестал. И только в Москве после переезда сюда — ну, всё-таки я одессит, а это специфический язык, специфическое мышление — у меня в какой-то миг стали появляться вдруг случайные фразы. Афоризмы мне вообще нравились всегда! И в конце семидесятых начались у меня такие новые публикации в Москве.
— Кто первый опубликовал ваши афоризмы?
— Это была «Вечерняя Москва» и почти одновременно «Московский комсомолец».
— А какие это были афоризмы?
— Чушь собачья… Я не помню! То, что было более-менее похоже на афоризмы, тогда не печатали. Это были какие-то вегетарианские фразы… Они не включены в те сборники, которые у меня потом выходили.
— И когда настал ослепительный миг афориста Бориса Крутиера?
— Это перестройка. Безусловно! В какой-то миг мне сказали: «А ты знаешь? Твой афоризм напечатали в „Правде“…» В жизни не мог поверить! Да ещё на первой странице. Там, где обычно пишут о смерти членов Политбюро. Это был 1987 или 1988 год.
— А что они напечатали?
— Там было несколько вещей. Одна из них: молчание народа — золотой запас государства.
— Мой любимый.

— А в наше время? Афоризм может быть востребован? Как уникальный жанр литературы. Допустим — новыми поколениями авторов, читателями нового типа… Многое ведь дичает…
 — Мне кажется, у афоризма как раз более светлая судьба в этом плане. Как у малокалиберного жанра. Одно дело — прочитать толстый роман. Пока доберёшься до сути, если в нём есть суть. А вот афоризм — это сразу всё. Ты понимаешь! Что такое в общем-то книга афоризмов? Это сборник романов. Потому что в хорошем афоризме должен быть и сюжет — и всё, что положено для художественного произведения! Более того: современный такой, парадоксальный афоризм — он должен быть и умным, и смешным. Два в одном. И потом — с другой стороны посмотри: человеку всегда хочется показаться умным. А ведь самый простой способ — процитировать чужой афоризм, чужую мысль, если она смешная и не дурная, не глупая. Мне кажется, афоризм будет востребован! Больше, чем многие жанры. В конце концов, знаешь…
Жизнь так коротка, что только благодаря афоризмам успеваешь сказать всё, что о ней думаешь.

Отчёт о 85-летней работе

2024
История древнего мира основана на мифах, современного — на фейках.
2023
Иногда так хочется вернуться в прошлое, чтобы помечтать о будущем.
2010
Мы бы давно уже могли жить, как боги, если бы научились жить, как люди.
2005
Уважай право каждого считать себя не каждым!
2000
Прекраснее будущего только мечты о нём.